Екатерина II: анекдоты об императрице и о временах ее царствования, вып. 6. Николай Васильевич Репнин


Анекдоты № 436 от 26.01.2008 г.


В 1768 году русский посол в Варшаве князь Николай Васильевич Репнин (1734-1801) по рассказам современников (в том числе и не русских) имел большее значение, чем последний польский король Станислав-Август Понятовский (1732-1798). Вот несколько примеров его гордого и высокомерного поведения с мужчинами – с женщинами князь Репнин был предельно вежлив и предупредителен.



Однажды король устроил маскарад во дворце. После ужина должны были начаться танцы, но так как ужин происходил в самом большом зале дворца, то должно было пройти некоторое время, прежде чем вынесут все столы и немного приберут зал. Репнин потребовал, чтобы танцы начались немедленно и в другом зале. О таком требовании русского посла донесли королю, и тот попросил передать Репнину просьбу о небольшой задержке, чтобы успеть очистить большой зал. Репнин велел передать королю:
“Так нельзя! Если король не придет, то мы начнем без него”.
И король согласился начать танцы в другом зале. Согласился начать – это означает, что король начал танцевать.



В день именин императрицы Екатерины папский нунций в Варшаве прождал несколько часов в приемной Репнина, чтобы поздравить его с этим праздником.



У примаса католической церкви в Польше однажды зашел разговор о польских королях, которые были вынуждены бежать из страны и искать себе способы существования различными способами. Король Понятовский сказал, что в таком случае он оказался бы в очень затруднительном положении, так как он ничего не умеет. Князь Репнин его успокоил:
“Извините меня, ведь Ваше Величество отлично танцуете”.



Однажды в театре актерам пришлось долго ждать прибытия Репнина, хотя король уже сидел в своей ложе целый час.



В другой раз князь назначил представление на среду Страстной недели, но кроме него самого и членов его свиты на спектакль никто больше не пришел.



Карл Радзивилл (1732-1790), великий гетман Литвы, был очень богат, содержал на свои средства десятитысячное войско, но после поражения барской конфедерации в 1763 году бежал заграницу. В 1767 году этот любимец польской шляхты вернулся в Польшу уже сторонником Екатерины, был прощен и получил очень щедрое вознаграждение. Это “Пане Коханку” совершенно не говорил по-французски, всегда ходил в польском национальном костюме и очень любил выпить.
В день рождения своей благодетельницы Екатерины Радзивилл устроил маскарад на три тысячи персон, во время которого было выпито огромное количество спиртного, в том числе 1000 бутылок шампанского.
Чтобы удержать Радзивилла от пьянства и безобразного поведения во время сейма, Репнин поставил в его доме команду из 60 человек под началом полковника.
На следующий день после окончания заседаний сейма совершенно пьяный Радзивилл пришел к Репнину и заявил, что теперь имеет право напиваться, сколько его душе угодно.



Князь Николай Васильевич Репнин был чрезвычайно щедрым человеком. Так после смерти своего двоюродного брата он получил в наследство все имущество последнего, а также судебный процесс о 3000 душ с князьями Лобановыми, родственниками Репниных. Дело было решено в пользу Репнина, и князь получил известие об этом, находясь в армии. Он тут же послал ответ и доверенность:
“Родовое имение принять во владение, а тяжебное - возвратить Лобановым”.



Следует рассказать об одной из немногих неудач генерала Репнина, будущего фельдмаршала.
В 1773 году граф Румянцев приказал корпусу Репнина двигаться на помощь частям Отто-Адольфа Вейсмана (генерала русской армии). Репнин был столь нерасторопен, что не успел к месту сражения, на котором русские были разбиты, а Вейсман погиб. Разгневанный Румянцев написал Репнину:
“Прибавляйте силы вашему ползущему корпусу... Если вы это сделали при Минихе, вас повесили бы! Не подумайте, что я не могу сделать подобного... мое великодушие вас прощает”.
[Вейсман (?-1773) происходил из Лифляндии и считался одним из лучших генералов времен Екатерины. Он был награжден орденом св. Георгия 2-ой степени. Его очень ценил Суворов, который в одном из писем заметил:
“Вейсмана не стало – я остался один”.]



(Продолжение следует)