Михаил Александрович Дмитриев вспоминает. Часть II. Загоскин и Аксаков


Анекдоты № 762 от 28.11.2014 г.




Как С.Т. Аксаков получил обидное прозвище

Известный русский писатель Сергей Тимофеевич Аксаков (1791-1859) в начальный период своей литературной деятельности увлекался театром и сделал несколько переводов пьес Шиллера, Мольера, Лагарпа и т. п.
Жан Франсуа де Лагарп (1739-1803) в своё время сделал перевод пьесы Софокла “Филоктет”, вернее даже не перевод, а переложение пьесы на французский язык, причём, довольно вольное и слабое переложение. Аксаков взял перевод Лагарпа и в 1816 году издал свой перевод текста Лагарпа, который увидел свет под следующим названием:
“Филоктет. Трагедия в трёх действиях, в стихах, сочинённая на греческом Софоклом, с греческого на французский переложенная Лагарпом, по-русски переведённая Сер-м Ак-вым”.
Перевод самого Аксакова был тоже очень слабым, так что в результате от Софокла почти ничего не осталось. Этот перевод был бы прочно забыт, если бы Греч в своём “Сыне Отечества” в библиографическом разделе не поставил под заглавием сей пьесы полустишие Вольтера:
“Philoctete, est-ce vous?” (“Вы ль это, Филоктет?”).
Этот отзыв Греча сильно сказался на литературной репутации Аксакова, и он даже надолго получил прозвище “le Philoctete, est-ce vous”.
Подтверждением этого может служить, например, цитата из письма П.А. Вяземского к А.И. Тургеневу, написанному 1 января 1828 года:
"Глупец Аксаков, le Philoctete, est-ce vous, не пропустил мой статьи".
Дело в том, что с лета 1927 года Аксаков в течение полутора лет был цензором в Московском цензурном комитете.

Прозвище Загоскина

Михаил Николаевич Загоскин (1789-1852) в начале своей литературной деятельности занимался драматургией и к концу 1823 года написал семь пьес, которые с успехом шли на сценах столиц. По названию одной из них, прозаической пьесы “Добрый малый”, Загоскин получил своё прозвище – “добрый малый”, которое очень ему подходило, так как он был весьма добродушным человеком.
Михаил Александрович Дмитриев (1796-1866) в своих воспоминаниях пишет о Загоскине:
"Ума в нём большого не было и просвещения тоже, в литературе он был недалёк; но его непритворная весёлость и в комедиях, и в обращении, делали его очень добрым и приятным товарищем.
Ему везде были рады; иногда над ним и посмеивались; но он или не замечал этого, или отшучивался, и никогда не сердился. Разве когда согласятся нарочно рассердить его: тогда он был очень забавен. На это был Аксаков особенно мастер! Он — с своим лукавством русской простоты — так умел выставить неподдельную простоту Загоскина, что он на одном часу и горячился, и утихал, и сердился, и дружился, и все вокруг хохотали: это были настоящие комические сцены".


Изучение французского языка

Загоскин нигде и ничему не учился, получил достаточно посредственное домашнее образование и даже по-русски писал с ошибками. Однако Михаил Николаевич имел прекрасную память, в зрелом возрасте взялся за французский язык и выучил наизусть составленный Иваном Ивановичем Татищевым (1743-1802) “Полный французско-российский словарь”.
Да, он выучил огромное количество французских слов, но постоянно путал род существительных, и поэтому говорил по-французски довольно смешно.
Загоскин перечитал на русском и на французском языках большое количество книг, отдавая предпочтение романам, драматическим произведениям, а также описаниям путешествий и историческим сочинениям. При его хорошей памяти он извлекал из книг много полезной информации.

Библиотека Загоскина

До издания своего первого романа “Юрий Милославский” Загоскин жил очень бедно, но и тогда у него уже была небольшая библиотека, состоявшая из книг русских авторов и дешёвых изданий французских классиков.
Отмечая это обстоятельство, М.А. Дмитриев пишет, что
"между тем у Аксакова, ни в это время, ни после, никогда не было ни одной книжки".
Разбогатев на своих романах, Загоскин купил большой дом, в котором у него был огромный кабинет; его библиотека тоже выросла до больших размеров, и в ней встречались очень дорогие и редкие издания.

Загоскин и Аксаков

М.А. Дмитриев следующим образом сравнивал двух известных писателей:
"Загоскин нигде и ничему не учился; а Аксаков, это известно из его “Воспоминаний”, был и в гимназии, и в Казанском университете, и ничему не выучился! - И оба были писателями, и заслужили справедливую славу!..
Загоскин был просвещённее Аксакова; но — вот что значит ум! - Аксаков казался имеющим более его литературных сведений! - Он имел искусство обходить в беседе всё, чего не знает, и держать разговор на знакомой почве. Между тем как Загоскин вляпается, бывало, и в прения о философии и рассмешит всех или своим невежеством, или карикатурным презрением к науке!
- Но Загоскина любили за то, что он весь был наруже; а Аксаков был себе на уме, лукав, льстив, скрытен и заочно не таков, каким казался в глаза. Аксаков, однако, почитался у молодёжи и у актёров знатоком в литературе, а Загоскин, хоть и писатель, только аматёром!"

Отзыв Дмитриева об Аксакове частично подтверждает сам Сергей Тимофеевич в своих “Воспоминаниях”:
"Мало вынес я научных сведений из университета... Во всю мою жизнь чувствовал я недостаточность этих научных сведений, особенно положительных знаний, и это много мешало мне и в служебных делах, и в литературных занятиях".
Поговаривали, что Аксаков слишком много времени уделял картам. И совсем не географическим.

Не ожидал!

В 1828 или 29 году в доме Владимира Фёдоровича Вельяминова-Зернова (1784-1831) проходило чтение глав из ещё не напечатанного романа “Юрий Милославский”. Сестра хозяина дома, Анисья Фёдоровна Кологривова (1788-1876), пришла в восторг от услышанного:
"Мы, Михайла Николаевич, не ожидали от вас такого!"
Загоскин добродушно ответил:
"Право? Я и сам не ожидал!"


Театр от Загоскина

Управляя императорскими театрами в Москве, Загоскин занимался не только репертуаром и актёрами; он проявил себя и в театральном строительстве. Петровский парк в то время находился за городской чертой, и Софья Владимировна Энгельгардт (1828-1894) вспоминает:
"Загоскин накопил значительную сумму из денег, сбережённых от доходов Большого театра, и построил в Петровском парке небольшой, но прелестный театр. Ложи были обиты голубым бархатом; по вечерам публика собиралась там или в воксале, где танцевали под звуки оркестра".


Михаил Александрович Дмитриев вспоминает. Часть I

(Продолжение следует)