Император Николай Павлович и его окружение, вып. 14. Анекдоты


Ворчалка № 494 от 16.11.2008 г.


Гуляя по парку, Николай Павлович встретил группу кадетов. Император остановил их, приветливо поговорил с молодыми людьми и пригласил во дворец на танцы. После небольшой заминки кадеты сказали, что им потребуется некоторое время, чтобы сходить в корпус и надеть там свои тонкие сапоги и белые перчатки. Вообще-то говоря, кадетам в корпусе не разрешалось иметь собственную одежду, но император к ним благоволил и поэтому, улыбнувшись, только и сказал:
"Ах, вы, проказники! Так у вас и эта контрабанда водится!"



А вот воспитанников пажеского корпуса, пажей, Николай Павлович недолюбливал и называл их белоручками и даже мадемуазелями. Особенно же рассердили пажи императора во время учений в Петергофе. Они на большом заднем плацу проводили учения с многочисленными перестроениями. На том же плацу маршировали и другие части и кадеты, но никто из пажей не заметил, когда на краю плаца появился Николай Павлович верхом на коне. Император внимательно наблюдал за учениями и с неудовольствием заметил, что пажи во время маршировки перепрыгивают лужи или обходят их. Разгневанный император не стал здороваться с пажами, отвернулся от них и поскакал к другим частям.



Писательница Екатерина Ивановна Раевская (1817-1899) сообщает, что император Николай Павлович вскоре после коронации значительно сократил расходы на питание царской семьи – с 1500 рублей в день до всего 25 рублей.



Когда у фрейлины Марии Александровны Паткуль (1822-1900) родилась дочь Мария, Николай Павлович с императрицей пришли к ней на крестины, которые проходили в очень скромной обстановке. Дело было в Царском Селе, и за столом император поинтересовался у Паткуль, где она берет такие изумительные сливки? Хозяйка объяснила, что для качественного питания детей она держит корову. Благодаря этому ей не приходится покупать молоко, сливки и масло. Услышав это, император с удивлением сказал:
"От одной коровы! У меня же несколько ферм и сотни коров, а в жизни моей таких сливок и такого вкусного масла не подавали мне".



Однажды, находясь в узком кругу императорской семьи, М.А. Паткуль обратила внимание на то, что император не принимает участия в карточной игре. Она спросила об этом у самого Николая Павловича и получила следующий ответ:
"Я велел подать счет своего проигрыша за прежнее время и, увидев, что в продолжение года проиграл три тысячи рублей, дал себе слово больше в карты не играть. Сколь бедным семьям я мог бы этими деньгами прийти на помощь!"
Паткуль отмечает, что император с тех пор считал игру в карты грехом, для себя, разумеется.



Николай Павлович трезво смотрел на отношение иностранцев к России, которое часто создавалось прессой на основании впечатлений некоторых путешественников. Французскому дипломату Ф. де Кюсси (1795-1866) император однажды сказал:
"Среди путешественников попадаются такие, которые приезжают к нам, чтобы лучше заставить верить истине своих публикаций, говоря "я сам видел". Поверьте мне, Кюсси, что они часто плохо видят или нарочно худо говорят, зная, что критика и скандал, к несчастью, имеют для читателя более привлекательности, чем одна истина".



Одна знатная дама обратилась к Николаю Павловичу с предложением о постройке возле действующего мужского монастыря еще и монастыря женского. При этом дама ссылалась на опыт существования древних монастырей. Император учтиво ей ответил:
"Согласен, только с условием: посередине постройте воспитательный дом".



Один офицер Измайловского полка просил Николая Павловича быть крестным отцом его первенца. Император согласился. С такой же просьбой этот офицер стал обращаться к императору, когда у него родились второй, третий и четвертый ребенок. Но когда Николай Павлович получил просьбу того же офицера быть крестным отцом пятого его ребенка, то император передал через одного из своих приближенных:
"Готов крестить до двенадцати, а после предоставлю право наследнику престола".



Генерал Михаил Андреевич Милорадович (1771-1825) в 1825 году не только командовал гвардией, но был еще и президентом Театрального управления. 17 декабря 1825 года Милорадович пришел в управление и сообщил его служащим о смерти императора Александра Павловича. Одновременно генерал высказал свое мнение относительно престолонаследования – в пользу Константина Павловича.
На это князь Александр Александрович Шаховский (1777-1846) заметил Милорадовичу:
"А что, если Константин Павлович настоит на своем отречении? Тогда ваша присяга будет как бы вынужденная. Вы очень смело поступили".
Милорадович, немного рисуясь, ответил по-французски:
"Имея шестьдесят тысяч штыков в кармане, можно говорить смело".
Вероятно, Милорадович помнил обо всех переворотах прошедшего столетия и рассчитывал сыграть в сложившейся ситуации одну из главных ролей.



Однажды на смотре великие князья Николай и Константин Павловичи ехали верхом на конях во главе колонны. Приближаясь к императору Александру Павловичу, принимавшему парад, они увидели, что близ императора с весьма важным видом стоит Аракчеев. Константин шутливо обратился к Николаю:
"Брат, кому салютовать-то?"



Седьмая пехотная дивизия стояла в Царстве Польском, и старослужащие солдаты этой дивизии в свободное время любили посещать так называемую "Царскую корчму", а назвалась она так по самой простой причине – в ней висел портрет императора Николая Павловича.
Как-то один старослужащий солдат Агафон Сулейкин пригласил несколько друзей в корчму, чтобы отметить свои именины. Выпили они, как полагается, попели песни, а потом именинник, перебрав немного, начал буянить, придираться к корчмарю и даже подрался с одним из своих друзей. Присутствующие стали увещевать пьяного именинника, что он себя недостойно ведет перед портретом Государя, но тот совсем распоясался:
"Да, что мне портрет! Я сам портрет!"
И даже плюнул в висевший портрет.
Скандал!
Дело пошло по инстанциям: от фельдфебеля и далее, и дошло до самого императора. На полученном донесении Николай Павлович наложил следующую резолюцию:
"Объявить перед фронтом рядовому Агафону Сулейкину, что я сам на него плюю. А так как этот несчастный в пьяном виде не ведал, что творит, то дело прекратить, а в кабаках царских портретов не вешать".
Для выполнения царской резолюции был выстроен полк, в котором служил Сулейкин, а перед его фронтом поставлен виновник. После барабанной дроби Сулейкину было зачитано решение императора, а затем ему велели стать в строй.
В ближайшее же воскресенье Агафон Сулейкин пошел в церковь, поставил свечу перед образом святителя Николая и дал обет никогда не брать в рот ни капли водки. И этот обет Сулейкин выполнил.



Военный топограф В.С. Мышецкий, только недавно произведенный в прапорщики, дежурил по отделу военных топографов Главного Штаба. Он решил сходить пообедать к своему товарищу в Военно-топографическое училище, расположенное неподалеку. Мышецкий оставил в дежурной комнате свою саблю, офицерский шарф и в таком виде, да еще и с незастегнутыми верхними пуговицами мундира, выскочил на Невский проспект, где чуть не столкнулся с императором. Николай Павлович, заметив прапорщика в таком непрезентабельном виде, лишь промолвил:
"Небрежность!"
Мышецкий, как положено, доложил об этом замечании императора своему начальнику отдела, полковнику. Полковник в свою очередь доложил императору о происшествии, но получил неожиданный ответ:
"Такого случая не помню!"
Однако полковник за нарушение дисциплины посадил Мышецкого на главную гауптвахту Петербурга на трое суток. На следующий день туда неожиданно явился Николай Павлович и начал расспрашивать каждого арестованного, за что он посажен. Мышевецкий рассказал о своем проступке, а Николай Павлович, узнав, что Мышевецкий служит прапорщиком всего 28 дней, сказал ему:
"Это и видно! Если же будете себя вести так же и далее, то вам будет плохо. Если же будете дисциплинированным и ревностным, - пойдете по службе дальше".



Одновременно с Мышевецким на гауптвахте сидели корнет лейб-драгун и конногвардеец.
Конногвардеец был посажен за опоздание на караул. Узнав, что конногвардеец опоздал из-за того, что был пьян, император заметил:
"Можно пить, но не забывать службу!"
Драгуна же наказали за то, что его конь вырвался из строя, и Николай Павлович сделал корнету лишь краткое наставление:
"Чтобы быть кавалеристом, надо научиться управлять лошадью, и стыдно тому, кем лошадь управляет".



(Продолжение следует)