Из музыкальной жизни первой половины XX века, вып. 3


Анекдоты № 189 от 05.04.2003 г.


"Прачечная на плоту"

Начало XX века в Париже иногда называют временем "Bateau lavoir" ("Прачечная на плоту") - так шутливо называли дом ©13 по улице Равиньяк на Монмартре, в котором обитали бедные поэты и художники-бунтари, преимущественно кубисты и сюрреалисты. Некоторое время в этом доме в одной комнате жили Пикассо и Жакоб. Но в 1918 году началось массовое переселение художников и поэтов на Монпарнас. Только Брак и Жакоб остались верны Монмартру. А Пикассо жил тогда у кладбища Монпарнас, Дерен - на улице Бонапарта, Грис и Модильяни - у самого бульвара Монпарнас. Это было началом пресловутого Монпарнаса 1918 года.


О Марселе Прусте

В 1925 году приглашение Марселя Пруста на какую-нибудь встречу превращалось в церемонию не менее сложную, чем дипломатическая миссия. В то время Пруст, которого все больше и больше мучила его болезнь, выходил очень редко и только очень поздно ночью, когда его хроническая астма давала ему небольшую передышку. К тому же Пруст знал, что его дни сочтены, и уединялся главным образом потому, что лихорадочно заканчивал свое произведение.


Макс Жакоб в годы немецкой оккупации

жил в маленькой квартире в монастыре Сен-Бенуа-сюр-Луар. Все думали, что вдали от Парижа он будет в большей безопасности, но он сам непременно хотел носить желтую звезду. Незадолго до освобождения Парижа Макса Жакоба арестовало гестапо, и его перевезли в Дранси. Испанский художник Хосе-Мария Серт смог получить ордер на освобождение Макса, но когда этот ордер достиг Дранси, Макс уже умирал от пневмонии, которую он схватил во время перевозки из Сен-Бенуа.


Танцы кармелиток

Святая Тереза Авильская приказывала своим кармелиткам для здоровья души и тела танцевать под звуки гитары и кастаньет. По специальному разрешению Рима такое разрешение было выдано для всех кармелиток. Существуют фотографии, на которых молодые кармелитки за стенами монастыря танцуют с кастаньетами в руках под звуки гитары, на которой играет настоятельница монастыря.


Де Фалья

очень редко высказывал свое мнение о произведениях своих современников. Ему нравилось или не нравилось, вот и все! Он очень редко подчеркивал технические детали. Во время репетиций он не раздражался, он нервничал. Это был специфично испанский вид нервного возбуждения, когда речь внезапно приобретает ритмику неистовых гитарных переборов.


Де Фалья молится

Однажды в 1932 году в Венеции де Фалья и Пуленк зашли в одну маленькую церковь. По поводу какого-то праздника вся церковь была затянута красным шелком, пахло ладаном и туберозами, а органист играл только Фрескобальди. Войдя в церковь, де Фалья сразу же погрузился в молитву и стал, как некоторые святые во время экстаза, почти не видим для окружающих людей. Спустя длительное время Пуленк решил уходить и тронул де Фалью за плечо. Тот повернулся к Пуленку, не видя его, а затем снова погрузился в молитву.


О "Балаганчике"

"Балаганчик" де Фальи был вдохновлен одним из эпизодов "Дон Кихота". Дон Кихот остановился однажды вечером в трактире, на постоялом дворе, где после ужина кукольник с марионетками давал представление. Разыгрывали историю Мелисандры, которую Роланд, племянник Карла Великого, вырывал из рук мавров. Мальчик объяснял, что будет представлено в каждой картине. В конце, когда мавры бросились преследовать беглецов, Дон Кихот ринулся на них и своей шпагой переломал всех марионеток.
Де Фалья доверил роль "поясняющего" детскому голосу или высокому, крикливому сопрано. "Балаганчик" - дивный шедевр. Благодаря своей специфической форме, которая не является ни формой кантаты, ни оратории, ни оперы, "Балаганчик" всегда представляется мне явлением музыкального искусства, подобным шедеврам ювелирного искусства Ренессанса, где драгоценные камни как будто в беспорядке, но так талантливо вставлены в чудесную оправу. Действительно, форма "Балаганчика" причудлива. Это - чередование коротких эпизодов, перемежающихся речитативами, и все произведение завершается длинной арией Дон Кихота. На первый взгляд это может показаться недостаточно цельным, однако этого нет и в помине: в композиции этого шедевра присутствует скрытая архитектоника... Если у Равеля музыка великолепно развивается, то у Фальи она топчется на месте, что, впрочем, не имеет значения, поскольку речь идет об испанском танце.
Сценическое воплощение этого шедевра почти невозможно, потому что оно было предназначено для салона княгини де Полиньяк и не годится для более обширного по площади помещения. Им следует наслаждаться в концертном исполнении. Здесь Фалья впервые соединил клавесин с современным оркестром.


Клавесин и Ландовска

После представления "Балаганчика" Ванда Ландовска говорила:
"Наконец-то, наконец-то, теперь вы больше не будете обращаться со мной как с выжившей из ума вдовствующей императрицей! Все композиторы, здесь присутствующие, должны писать для меня, потому что клавесин - не музейный экспонат".
Вскоре для нее написали свои концерты и де Фалья, и Пуленк.


"Балаганчик" источает аромат кастильского вина и quesomanchego - испанского сыра с особым привкусом.


Концерт для клавесина

де Фальи посвящен Ванде Ландовской, но она сама никогда не исполняла его. Этот концерт едва не послужил причиной ссоры между ними. Де Фалья работал над концертом очень медленно. Сначала он послал Ванде первую часть концерта, которая ждала его с нетерпением. Ванда пришла в восторг от музыки, но была разочарована инструментовкой. Она предложила ряд изменений, а Фалья нашел, что этих изменений слишком много, и отказался переделывать пьесу. В конце концов, он сам впервые исполнил это произведение в Париже, примерно в 1927-1928 годах, в старом зале Плейеля в квартале Оперы. [Этот зал теперь разрушен. - Прим Ст. Ворчуна.]


1916 год в Париже

В 1916 году артистическая жизнь Парижа начала возрождаться. Леже, Брак, Вламинк и Дерен были еще в армии, но Аполлинер после ранения получил назначение в Париже. Художники попали по призыву в центры маскировки, находившиеся близ Парижа, и могли часто приезжать туда. Блез Сандрар потерял руку на войне и был демобилизован. Валери, Пруст, Жид и Клодель были слишком стары, чтобы быть солдатами. Началось некое оживление. Большинство писателей имело обыкновение заходить в книжную лавку Андриенны Монье на улице Одеон, дом 7, близ Люксембургского дворца. Самыми постоянными посетителями лавки были Леон-Поль Фарг, Валери и Джеймс Джойс. Часто там бывали Макс Жакоб, Клодель и Аполлинер. В том же 1916 году в лавке впервые появились Андрэ Бретон, Поль Элюар и Арагон.
Всюду в Париже стали появляться авангардные журналы, и эта троица уже успела в них "засветиться".


Примерно в это же время Бретон, Арагон и Элюар основали журнал "Литература", который положил начало сюрреалистскому движению.