Очерки истории Арзамасского Общества в лицах (к нему причастных) и в выдержках из протоколов сего Общества, часть III


Анекдоты № 190 от 12.04.2003 г.


Дмитрий Васильевич Дашков

Жуковский дал ему прозвище Дашенька , что вызывало у всех улыбку, ибо высокий и мужественный Дашков очень мало соответствовал этому прозвищу. Впрочем, так называл его только Жуковский, а в "Арзамасе" он получил прозвище Чу!
Дашков принадлежал к древнему, но небогатому дворянскому роду. В 1801 году он окончил с отличием Московский университетский пансион. Его служба протекала между дипломатией и юриспруденцией, и везде он добивался неплохих результатов. Свой досуг он посвящал литературе, создав множество остроумных опровержений филологических штудий Шишкова и его сторонников. В марте 1812 года Дашков выступил на заседании "Общества любителей словесности, наук и художеств", где произнес речь с приветствием графу Д.И. Хвостову. С невозмутимой серьезностью он иронизировал над незадачливым литератором. Это выступление широко разошлось в списках, на одном из которых позднее кто-то написал: "арзамасская речь". До "Арзамаса" было еще далеко, но Дашков своим выступлением предвосхитил (или предопределил) стиль шуточных выступлений "Арзамаса". Да и Хвостов был одной из излюбленный мишеней для шуток арзамасцев.

На службе и в свете Дашков был всегда подчеркнуто серьезен и улыбался очень редко, обычно в кругу друзей. В разговорах он слегка заикался, но, как писал о нем Вигель:

"Когда же касался важного предмета, то говорил чисто, плавно, безостановочно. Та же чистота была в душе его, в слоге и даже в почерке пера".
Дашков был очень образованным человеком, редкой честности, и его уважали как друзья, так и враги.


Шестым учредителем

"Арзамаса" был Степан Петрович Жихарев. После окончания Московского университета он осенью 1806 года прибыл в Петербург и поступил переводчиком в Коллегию иностранных дел. Он пытался стать драматургом и поэтом, но на этом поприще потерпел неудачу, зато он оставил нам свои замечательные мемуары. Жихарев постоянно вращался в кругу известных писателей и артистов. Он стал своим человеком в кругу Державина и Шишкова и до 1810 года участвует в литературных встречах будущих беседчиков. Но приверженцем идей Шишкова и его сторонников он так и не стал. В своих дневниках он очень уважительно отзывается о Карамзине, Озерове, Дмитриеве и Жуковском. Поэтому нет ничего удивительного в том, что когда создавался "Арзамас", Жихарев не только покинул "Беседу", но и стал одним из учредителей нового общества. В пародийном самоотпевании Жихарев говорил:
"Наконец, именитый сотрудник Беседы русского слова по многотрудном странствовании в безвестной юдоли Литературных обществ - успе! (Т.е. умер.) Наконец, скинув бренный покой свой: ослиные уши и дурацкую шапку, известные принадлежности беседчика, облекается в нетленный красный колпак арзамасчика!"
В ответной речи председатель собрания Светлана произнес:
"Приятно для странника, скитавшегося посреди песчаной Ливийской степи, журчание источника, возвещающего благость прохладной сени; приятен голос человеческий для пешеходца, заблудившегося ночью среди болот и не знающего, близко ли, далеко ли жилище гостеприимное. Весело извощику, застигнутого зимнею вьюгою, услышать лаяние собаки или крик петуха, прилетающие в слух его из ближнего селения; отрадно в дождливую осеннюю ночь егерю, до костей промокшему, увидеть приветственное сияние огней обительных - но стократ приятнее, утешительнее, веселее, отраднее услышать звуки возлюбленного Арзамаса из той гортани, из которой доныне исходило одно хрипение Беседы. Стократ утешительнее видеть красный колпак [Во время заседаний на столе обычно лежала красная шапка, которую одевал председатель собрания, а также кратковременно она одевалась на вновь принимаемых членов общества. - Прим. Ст. Ворчуна.] возрождения, сияющий на той главе, которая доныне была посрамлена маковым венком Беседной пакости. Стократ отраднее видеть блистание арзамасской утехи в тех взорах, которые доныне были отуманены сонливостью сотрудничества! ... И не стало его для Беседы! Уснул в пакости! Пробудился в велелепии! Друзья! Помните ли предание древнего времени о Фениксе бессмертном? В нашем брате возобновилось чудо перерождения сей баснословной птицы! В едином токмо не сходствует он с нею - Феникс умирал Фениксом и воскресал Фениксом! Брат наш умер сердитою совою Беседы и воскрес горделивым гусем Арзамаса!"
И прозвали сего гуся Громобоем .


Возникновение "Арзамаса"
(продолжение)

Итак, 14 октября 1815 года в кабинете Уварова удобно расположились шесть человек: Жуковский, Блудов, Дашков, А. Тургенев, Жихарев и Уваров. Напоминаю, что поводом для создания нового общества послужила пьеса Шаховского "Липецкие воды". В шуточной форме члены нового общества отрекались от всякого общения с членами Беседы и Академии, что символически выражалось в обряде арзамасского крещения и присвоении членам общества прозвищ, взятых, в основном, из баллад Жуковского. В протоколах "Арзамаса" это описано так:
"Шесть присутствовавших братий торжественно отреклись от имен своих, дабы означить тем преобразование свое из ветхих арзамасцев, оскверненных сообществом с халдеями Беседы и Академии, в новых , очистившихся через потоп Липецкий. И все приняли на себя имена мученических баллад, означая тем свою готовность:
1-е, потерпеть всякое страдание за честь Арзамаса, и 2-е, быть пугалами для всех противников его по образу и подобию тех бесов и мертвецов, которые так ужасны в балладах".
Принятый обществом ритуал сознательно пародировал все обычаи и установления Беседы, а отсюда господство буффонады, по крайней мере, на первых заседаниях. Кроме того, было
"положено признавать Арзамасом всякое место, на коем будет находиться несколько членов налицо, и сие место, какое бы оно ни было - чертог, хижина, колесница, салазки - должно именоваться во все продолжение заседания Новым Арзамасом ".
И действительно, карета однажды послужила местом одного из заседаний "Арзамаса". Каждый принимаемый член общества должен был "отпеть" одного из упомянутых выше "халдеев".


Граф Дмитрий Иванович Хвостов

был постоянной мишенью для шуток арзамасцев. Вот как Светлана отпевал нашего героя:
"Уже громозвучный Чу сидел на президентском месте: Беседа покоилась в карманном гробе, взятом заимообразно из-под домашней чернильницы; прочие члены сидели в немом ожидании. Меня ввели, и все лица просияли. Как важный гусь подступал я к месту президентскому: красная шапка надо мною растопорщилась; и голосом приятным, которого звуки сладостно ковыряли сердца друзей моих, произнес я роковую клятву - произнес, потом сел или паче вдвинул в гостеприимные объятия стула ту часть моего тела, которая особенно нужна для сидения и которая в виде головы торчит на плечах халдеев беседных.
Потом отверзлись уста мои, и начал я хвалить одного беседного покойника, одного графа, одного скотолюба, Дмитрия, но не Донского, а Кубрского, сего лирического затейника, сего вольного каменщика бессмыслицы, привилегированного фабриканта галиматьи и заслуженного парикмахера фурий".
Кубрским называл Жуковский Хвостова потому, что его имение находилось на берегах этой речки, воспеваемой в стихах нашим героем, а скотолюбом он его назвал из-за того, что к своим "Притчам" Хвостов избрал следующий эпиграф:
"Всё звери говорят, а сам молчит поэт".
Граф Хвостов был первым графом, носившим эту фамилию. До тридцати пяти лет он слыл богатым женихом, но все знатные невесты отвергали его руку. Наконец княжна Горчакова, славящаяся своей глупостью, но родная племянница Суворова, приняла его предложение. Современники писали о нем, что он был неблагообразен и неуклюж, но так всегда будут писать о человеке, избранном мишенью для шуток, а в обществе такие мишени всегда должны быть. Хвостов в возрасте 38 лет был пожалован камер-юнкером пятого класса, звание, к которому многие стремились в екатерининские времена, ведь оно означало и повышение в чине, хотя обычно давалось молодым людям 18-20 лет. Это только после реформ Сперанского звание камер-юнкера перестало обеспечивать повышения в чине, т.е. стало пустым придворным званием, что и бесило Пушкина, пожалованного в камер-юнкеры в возрасте 34 лет. (Но ведь его жене надо было танцевать при дворе!) Возвышение Хвостова при дворе показалось странным, и кто-то из вельмож сказал об этом Екатерине, которая ответила:
"Что мне делать? Я ни в чем не могу отказать Суворову: я бы этого человека сделала фрейлиной, если б он (т.е. Суворов) этого потребовал!"
И вот наш герой, которого не очень жаловали в свете, решил добиться славы на поэтическом поприще. Нельзя сказать, чтобы он был самым плохим поэтом своего времени, но его недоброжелатели использовали его творения, как мишень для насмешек, ибо смеяться над самим графом было все-таки опасно. Так и повелось, что труды Хвостова стали одной из излюбленных тем для насмешек, пародий и эпиграмм сразу в нескольких поколениях русских писателей, да и не только. А созданную репутацию попробуйте опровергнуть!


Клятва арзамасцев

пародировала клятву масонов. При вступлении в общество каждый член должен был произнести следующее торжественное обещание:
"Я, нижеподписавшийся, обязуюсь и торжественно обещаю быть всегда усерднейшим и ревностнейшим членом Арзамасского Общества Безвестных людей... Обязуюсь и торжественно обещаю повиноваться слепо всем постановлениям Общества... Если же нарушу сие добровольное торжественное обещание, да буду проклят от всех благомыслящих арзамасцев; да буду низвергнут из среды их, как Дед Седой (т.е. Шишков) от рождения исторгнут из числа хороших писателей; да буду всеобщим поношением и посмешищем подобно комику Шутовскому (т.е. Шаховскому)... Злато и сребро мое да истощится на издание творений моих: а сии да пребудут неистощимы и неприкосновенны в родимой лавке Глазунова. Одр мой да будет виталищем всех бесов и привидений балладных; да бегут от очей моих сон и успокоение, как бегут слушатели от чтения стихов Хлыстова и Барабанова (т.е Хвостова и члена "Беседы" П.И. Карабанова). Гнев Господень да поразит меня вечною проказою и юродством славенофилов; да постигнет меня горькая смерть предателей. Память моя да исчезнет с лица земли без шуму; да будет забвенна на веки и с моими писаниями; и да не будет им Воскресения. Аминь!"


На последующих заседаниях "Арзамаса" его членами были избраны Петр Иванович Полетика, Дмитрий Петрович Северин и Александр Федорович Воейков.


Петр Иванович Полетика

родился в 1778 году от обрусевшего шляхтича и пленной турчанки. Воспитывался он в Сухопутном шляхетском корпусе, но затем предпочел делать штатскую карьеру. В 1798 году он становится переводчиком Коллегии иностранных дел, а с 1802 года он проделал длинный путь по различным посольствам: Стокгольм, Неаполь, Корфу, Филадельфия, Рио-де-Жанейро и Мадрид. За столь длинные странствия ему в "Арзамасе" было дано прозвище Очарованный челнок . Одевался он всегда изысканно, но чуть-чуть старообразно. Полетика там умело, шутливо и необидно умел говорить правду, что даже сильные мира сего улыбались, а не гневались на него. Он говорил мало, но веско, умел к месту вставить в разговор какой-нибудь афоризм или анекдот. Однажды при нем зашел спор о государственных делах. Полетика с невозмутимым видом слушал все доводы за и против, а потом сказал:
"В России от дурных мер, принимаемых правительством, есть спасение: дурное исполнение".
Спор был исчерпан. А вы не находите, уважаемые читатели, что это замечание и сейчас не утратило своей актуальности.


Дмитрий Петрович Северин

был к моменту вступления в "Арзамас" автором двух опубликованных басен и переводчиком нескольких французских статей. Служил по дипломатической части и был дружен с Жуковским, Вяземским, Дашковым и Блудовым. Славился как мастер острых эпиграмм и стихотворных экспромтов. Очевидно, по этой причине он и был среди первых принятых членов Общества. Отношение советских литературоведов к Северину определялось тем обстоятельством, что Пушкин насмешливо к нему относился, издевался над ним. Тот в отместку на Юге не принял пришедшего к нему в гости ссыльного Пушкина. Пушкин ответил на обиду едкой эпиграммой, а в "Моей родословной" еще раз пнул своего врага. Вот и Вигель о нем позднее писал:
"...худенький Северин был точно на молоке испеченный и от огня слегка подрумяненный сухарь... Что касается до характера, это было удивительное слияние дерзости с подлостью; но надобно признаться - никогда еще не видал я холопство, облеченное в столь щеголеватые и благородные формы".
Но это будет позже, а пока они все друзья, и Северин получает в "Арзамасе" прозвище Резвый Кот. В арзамазском журнале сохранилась следующая запись о его приеме в члены Общества:
"Долго скитался он в краях отдаленных и принужден был сообщаться с друзьями своими одним письменным мурлыканьем, которое часто пропадало на почте. Наконец, мурлычит он непосредственно в слух милых своих собеседников; с растроганным сердцем говорят они ему: кись, кись ; смело садится он на уготованное ему место; и может быть твердо уверен, что верные друзья никогда ему брысь не скажут, ибо они знают, что он хоть и кот, но совсем не блудлив как кот и не труслив как заяц ... Его превосходительство Резвый Кот, как нововступающий член, был представлен господину президенту и произнес перед ним с надлежащею благопристойностию клятвенное обещание; потом промурлыкал он погребальную приветственную панихиду, по несчастию весьма краткую..."


Александр Федорович Воейков

родился в 1779 году и учился в Московском университетском пансионе. В его домике на Девичьем поле собирались члены Дружеского литературного общества. Он был вольнопрактикующим литератором с очень злым языком. В "Арзамас" его рекомендовал Жуковский, с которым у него были дружеские отношения. А в 1814 году Жуковский помог Воейкову жениться на Александре Андреевне Протасовой, воспетой поэтом под именем Светланы. Позднее Жуковский стал укорять себя за этот поступок, но сложный характер Воейкова он раскусил уже гораздо позднее. Воейков в то время не принадлежал ни к одной из литературных партий, а Пушкин позднее даже пустил в оборот словечко "воейковствовать", что означало быть головорезом в литературном смысле слова. Пока же... Арзамасцы встретили Воейкова настороженно, но не захотели обижать Жуковского:
"По случаю болезни его превосходительства очередного оратора Громобоя ординарный Арзамас был отложен, а был месяца Студеня в девятый день экстраординарный Арзамас, в коем между прочими приятностями был избран в арзамасцы его превосходительство Дымная печурка ..."
Литературную славу ему принесли очень остроумное сочинение "Дом сумасшедших" и "Парнасский адрес-календарь". В "Сумасшедшем доме" он посадил всех собратьев по перу в отдельные камеры желтого дома. Каждому писателю были отведены одна-две строфы, а в заключительных строфах автор не пощадил и себя. Во времена "Арзамаса" Воейков профессорствовал в Дерпте и переводил Виргилия и Делиля. Резко отрицательное отношение к Воейкову сложилось позднее.
(Продолжение следует)