Прекрасная Франция, вып. 15


Анекдоты № 408 от 23.06.2007 г.


Лучше - надгробные речи

Маршал де Бель-Иль (1684-1761) велел иезуиту де Невилю (1693-1774) составить памятную записку на имя короля с обвинениями в адрес министра герцога де Шуазеля (1719-1785), но не успел подать ее, так как умер. Его бумаги попали к Шуазелю, который попытался выяснить, чьей же рукой написан этот документ, но это ему не удалось.

Через некоторое время другой видный иезуит попросил у Шуазеля разрешение прочитать похвальный отзыв о нем, который содержался в надгробном слове маршалу де Бель-Илю, произнесенном де Невилем. Министр ознакомился с рукописью, узнал почерк и велел передать де Невилю, что надгробные речи у него получаются лучше, чем памятные записки на имя короля.



Надо верить!

Польский король Станислав Лещинский, живший после изгнания во Франции, был очень ласков со своим капелланом (и поэтом) аббатом Порке (1728-1796), но ничего для него не сделал. Когда Порке посетовал на это, король Станислав ответил:
"Во многом виноваты вы сами, мой дорогой аббат. Вы ведете слишком вольные речи и, говорят, даже не верите в Бога. Пора уже остепениться и уверовать. Даю вам на это год".



Скоро выправится!

В 1786 году де Верженн подписал крайне невыгодный для Франции торговый договор с Англией. Известный лондонский негоциант Харрис, находившийся тогда в Париже, говорил знакомым французам:
"Полагаю, что этот договор обойдется Франции в миллион фунтов ежегодно, но так будет лишь в течение первых двадцати пяти-тридцати лет, а затем баланс выправится".



Об Академии

N* считал, что на публичных заседаниях французской Академии следует читать лишь то, что предписано ее уставом, и подкреплял свое мнение такими словами:
"Делая что-то бесполезное, следует ограничиваться лишь самым необходимым".



Неподдельные чувства

Один француз сетовал:
"Неподдельное чувство встречается так редко, что порой, идя по улице, я останавливаюсь, чтобы полюбоваться собакой, которая с аппетитом гложет кость. Это зрелище пробуждает во мне особенно острый интерес, когда я возвращаюсь из Версаля, Марли, Фонтенбло".



Дом и рай

Господин де N* попросил некого епископа отдать ему загородный дом, куда тот никогда не ездил. Епископ ему отказал со словами:
"Разве вам неизвестно, что у каждого человека должно быть такое место, куда ему никак не попасть, но где, как мнится ему, он был бы счастлив".
Господин де N* немного помолчал, а потом ответил:
"Это верно. Видимо, потому-то люди и верят в Рай".



Копия высшего света

М* утверждал, что самое избранное общество является точной копией публичного дома, который ему однажды описала одна юная обитательница такого заведения. М* встретил ее в воксале и поинтересовался, где он может увидеться с нею наедине и потолковать о вещах, касающихся только их двоих. Девица ответила:
"Сударь, я живу у госпожи *. Это очень почтенное заведение: там бывают только порядочные люди, и приезжают они почти всегда в каретах. В доме есть ворота и премиленькая гостиная с зеркалами и красивой люстрой. Посетители порой даже ужинают у нас, и тогда посуду им ставят серебряную…"
Услышав такое описание М* воскликнул:
"Знаете, мадемуазель, такое я видывал только в самом лучшем обществе!"



Причины самоотводов

Маршал де Ноайль вел в парламенте тяжбу с одним из своих арендаторов. Восемь или девять советников парламента единодушно отказались участвовать в разборе дела, сославшись на родство с маршалом. Они действительно приходились ему родственниками, но только в восьмом колене. Тогда советник по имени Юрсон встал и заявил:
"Я тоже отвожу себя".
Первый президент парламента спросил:
"На каком основании?"
Юрсон ответил:
"Я состою в родстве с арендатором".



Сразу два мифа

Когда одна шестидесятилетняя дама вышла замуж за двадцатидвухлетнего господина де *, кто-то назвал их союз браком Пирама и Бавкиды.

Соль в том, что здесь объединены два мифа: Пирам и Тисба – юные любовники, а Филемон и Бавкида – дружные супруги, дожившие до глубокой старости.



(Продолжение следует)