Императорская Россия в лицах и фактах. Анекдоты. Вып. 15


Анекдоты № 719 от 20.12.2013 г.




Неожиданная посетительница

Граф Александр Фёдорович Ланжерон (1763-1831) в 1828 году был главнокомандующим русскими войсками в Валахии во время войны с Турцией. После одного из сражений, уже поздно вечером к нему в кабинет влетает какая-то незнакомая ему дама, плотно закутанная в плащ и с вуалью на голове. Повторяю, было очень темно, и в кабинете у графа не горели никакие огни. Ланжерон хоть и был уже в годах, но сохранял стройность фигуры и физическую силу.
Дама сразу бросилась на шею графу, стала его целовать и между поцелуями шёпотом говорила, что она убежала, пока мужа нет дома, и чтобы он не забыл попросить главнокомандующего то, о чём они договорились накануне.
Ланжерон, конечно же, понял, что дама ошиблась и приняла его за кого-то другого, но он не стал её разубеждать и проявил себя весьма галантным кавалером.
На следующий день Ланжерон узнал, кто была его вечерняя посетительница, и через несколько дней при встрече любезно сказал местной красавице, что он передал главнокомандующему её поручение, и что тот всегда в полном её распоряжении.
Дама была очень довольна своим приключением, а вот адъютант Ланжерона подал в отставку.

Дорогое чтение

Летом 1822 года Иван Андреевич Крылов снимал дачу на петергофской дороге не слишком далеко от городской черты. Эту дачу он снимал на пару со своим приятелем Михаилом Сергеевичем Шулепниковым (1778-1842), который печатал множество стихов, но под псевдонимом “Усолец”, так как он находился на государственной службе.
Очень часто у них на даче по вечерам собирались литераторы, а распорядителем на этих встречах был Иван Андреевич, имевший от друзей прозвище “Соловей”. Граф Дмитрий Иванович Хвостов (1757-1835) узнал об этих собраниях, на которых гости читали свои произведения, накатал большую оду под названием “Певцу-Соловью” и приехал на эту дачу. Так как угощение на таких вечерах происходило вскладчину, то граф Хвостов сделал обычный взнос в 25 рублей ассигнациями и был допущен в зал собрания.
Вскоре граф Хвостов попросил разрешения прочитать свою новую оду, но его спросили:
"Сколько строф или куплетов?"
Граф не придал значения этому вопросу, ответил, что 20, и начал чтение. Как только он закончил первую строфу, как раздались аплодисменты. Граф хотел читать дальше, но ему не давали такой возможности и продолжали аплодировать. Граф сконфузился от таких почестей, но один из членов собрания сказал ему, что согласно уставу собрания, если чтение прерывается аплодисментами, то читающий должен купить бутылку шампанского. Хвостов согласился с уставом собрания и продолжил чтение оды, но его чтение прерывалось аплодисментами после каждой строфы.
Шампанское тогда стоило не менее 10 рублей ассигнациями за бутылку, так что, как жаловался потом граф Хвостов, эта поэтическая экскурсия обошлась ему в 200 рублей. В том году граф Хвостов больше не ездил по дачам на петергофской дороге, а хозяина дачи он стал называть “Певцом-Соловьём-разбойником”.

Хвостов и Суворов

Племянница Суворова, княжна Аграфена Ивановна Горчакова (1757-1835), в 1789 году вышла замуж за Д.И. Хвостова (графом он стал в 1802 году). Суворов очень неодобрительно относился к графоманству мужа своей племянницы и часто говорил ей:
"Ты бы силою любви убедила своего мужа отказаться от его несносного стихоплётства, из-за которого он уже заслужил от весьма многих в столице прозвище Митюхи Стихоплётова!"
Да и сам Суворов неоднократно обращался к Хвостову с подобными увещеваниями, но тщетно.

Когда в 1800 году Суворов вернулся из Швейцарского похода, он был очень болен и остановился у Хвостовых. Умирал Суворов в начале мая, при нём постоянно находились камердинер Прошка и духовник, а родственники и близкие полководцу люди заходили к нему в комнату поодиночке на несколько минут и выслушивали его советы и пожелания.
Зашёл в Комнату к Суворову и граф Хвостов, стал на колени у кровати и поцеловал руку родственника.
Князь Суворов сказал ем:
"Любезный Митя! Ты добрый и честный человек! Заклинаю тебя всем, что для тебя есть святого – брось твоё виршеслагательство, пиши, уже если не можешь превозмочь этой глупой страстишки, стишонки для себя и для своих близких; а только отнюдь не печатайся. Не печатайся, помилуй Бог! Это к добру не поведёт: ты сделаешься посмешищем всех порядочных людей".
От Суворова граф Хвостов вышел весь в слезах, и когда у него спросили о здоровье князя, он, вытирая слёзы, ответил:
"Увы! Хотя ещё и говорит, но без сознания. Бредит!"


Исчерпывающий стих

Однажды граф Хвостов с гордостью написал:
"Суворов мне родня, и я стихи плету".
Дмитрий Николаевич Блудов (1785-1864) так прокомментировал это высказывание:
"Полная биография в нескольких словах – тут в одном стихе всё, чем он гордиться может и стыдиться должен".


Кто же мать?

В родословной известного деятеля екатерининской эпохи князя Николая Васильевича Репнина (1734-1801) есть одно тёмное место – доподлинно неизвестно, кто был матерью этого вельможи. Вот одна из версий.
Его дед, князь (А)Никита Иванович Репнин (1668-1726) отправил своего сына Василия (А)Никитича Репнина (1696-1748) на службу в часть, располагавшуюся в Ливонии. Там Василий Никитич нанял квартиру у пастора Поля и стал ухаживать за его хорошенькой дочкой, Дарье Фёдоровне (?), встретив взаимную симпатию.
Дядька, который прислуживал молодому князю, вскоре сообщил Никите Ивановичу про увлечение его сына.
Н.И. Репнин, получив такое письмо, немедленно отправился в Ливонию и внезапно предстал перед своим сыном. После объятий и поцелуев отец с сыном стали говорить о родственниках и общих знакомых, и Василий Никитич упомянул о пасторе Поле. Никита Иванович сразу же поинтересовался:
"А что ж ты молчишь об его дочери? Разве неправда, что ты ею занят?"
Василий Никитич сконфузился и признался, что дочка пастора, действительно, ему нравится.
Никита Иванович продолжил свои расспросы:
"Ты думаешь на ней жениться?"
Василий Никитич стал уверять отца, что он даже и не мечтает об этом, так как прекрасно понимает, что такая женитьба для него совершенно невозможна.
Тут князь Никита Иванович неожиданно вскипел:
"Как? Ты не думаешь жениться и пользоваться гостеприимством и доверием её отца, чтоб вскружить ей голову и запятнать её честное имя? Нет, этому не бывать, и я требую, чтоб ты ей сделал предложение".
Пришлось Василию Никитичу посвататься на другой же день, скоро сыграли свадьбу, и от этого брака через несколько лет родился князь Николай Васильевич.
Впрочем, существуют и другие претендентки на роль матери князя Н.В. Репнина - это графиня Марья Ивановна Головина (1707-1770) и даже некая Дарья Фёдоровна Макарова. Впрочем, последняя кандидатура возникла из-за путаницы, так как Репнины владели частью Макарьевской слободки в Нижегородской губернии.

Что тяжелее?

Пётр Панкратьевич Сумароков (1693-1766), уже будучи в весьма солидных чинах, однажды спросил у своего сына Александра (1717-1777), к тому времени довольно известного поэта:
“Что полновеснее ум или глупость?”
Почтительный сын немедленно ответствовал:
“Глупость – вас возят шесть скотов, а меня – одна пара”.


Слуга Божий

Когда Александр Петрович Сумароков судился с генерал-майором Василием Алексеевичем Чертковым (1726-1793), то в письмах к нему он величал своего противника Чёртовым и подписывался:
“Александр Сумароков слуга Божий, а чёртовым быть не может”.


“Скажи как-нибудь...”

Когда поэта Василия Ивановича Майкова (1730-1778) представляли императрице, он от волнения начал запинаться своим присловием:
“Как сказать... как сказать...”
Григорий Орлов прервал его:
“Скажи как-нибудь – Государыне всё равно”.


Императорская Россия в лицах и фактах. Анекдоты. Вып. 14

(Продолжение следует)