Портрет Ахматовой
Когда речь заходит о художнике Натане Исаевиче Альтмане (1889-1970), то большинство людей вспоминают знаменитый портрет Анны Андреевны Ахматовой, написанный им в 1913 году.
Они случайно встретились в артистическом кабаре “Бродячая собака” (в Петербурге), где молодая поэтесса удивила художника своей внешностью и манерой держать себя. Ахматова тогда уже покинула Царское Село и мужа Н.С. Гумилёва, и на предложение Альтмана позировать ему для портрета ответила согласием.
Работал над портретом художник в своей мастерской, которая располагалась в меблированных комнатах “Княжий двор” на Мытнинской набережной. Работа у Альтмана несколько затянулась и была закончена уже в 1914 году.
Этот портрет самой Ахматовой никогда не нравился, и она объясняла, что не любит его, как и “всякую стилизацию в искусстве”.
Данную оценку подтверждают и стихи Ахматовой, обращённые к этому портрету:
"Как в зеркало, глядела я тревожно
На серый холст, и с каждою неделей
Все горше и страннее было сходство
Моё с моим изображеньем новым..."
Однако многим современникам портрет кисти Альтмана весьма понравился. Лев Бруни в 1915 году писал, что “это не вещь, а веха в искусстве”.
Мэтр символизма Вячеслав Иванов в 1920 году в альбом художника написал:
"Знаю Вас и люблю с того дня, как увидел Ваш портрет Ахматовой".
Когда М.В. Алпатов в середине 30-х годов впервые встретился с Ахматовой, он записал:
"В эту минуту дверь отворилась, и в комнату вошла она сама, неслышно и легко, точно сошла с портрета Альтмана".
Лев Александрович Бруни (1894-1948) — русский художник.
Вячеслав Иванович Иванов (1866-1949) — поэт и философ.
Михаил Владимирович Алпатов (1902-1986) — искусствовед.
Современный искусствовед Галина Вадимовна Ельшевская (1953- ) довольно придирчиво разбирает портрет Альтмана:
"Диагональное построение не сообщает полотну динамики. Уравновешены цветовые массы интенсивных оттенков – жёлтый, синий, зелёный. Ритму кристаллов пейзажа, на фоне которого изображена героиня, вторят изломы фигуры. Кубистическая “колючесть”, игра режущих плоскостей, введенная в портрет, усиливает волну утончённости, идущую от модели...
Объемы переданы только цветом и плотностью фактуры, светотень отсутствует...
Ярко-желтым пятном застыла на плечах модели знаменитая ахматовскя шаль, воспетая Блоком как “”испанская”, а Мандельштамом как “ложноклассическая”. Сочетание этой желтизны с синевой платья, причудливые грани пейзажа, ломкий абрис утончённой фигуры сообщают портрету оттенок некой тревоги".
P.S. Могилы Альтмана и Ахматовой на кладбище в Комарово находятся совсем недалеко друг от друга.
Богемные нравы
Рассказывали, что в молодости в мастерской Альтмана устраивались вечеринки, на которых художники были одеты, а их дамы раздеты.
В 1935 году Альтман женился на Ирине Владимировне Щёголевой (уродж. Тернавцева, 1906-1993), которая рассказывала,
"как они плясали на подмостках, украшенные сзади перьями и пели что-то вроде:
"Эй, Лукерья,
Вставь-ка в жопу перья,
И будешь тогда точно как павлин..."
Уэллс и Альтман
В 1914 году Уэллс во время первого посещения России удивлялся многим вещам, в том числе и внешности художника Альтмана, с которым его познакомил Горький.
Сам же Альтман уверял Уэллса, что он — марсианин.
Герберт Джордж Уэллс (1866-1946) — английский писатель, три раза посещал Россию и СССР.
Евгений Щварц о Натане Альтмане
Очень милые зарисовки об Альтмане оставил его друг, известный драматург Евгений Львович Шварц (1898-1958) в своей “Телефонной книжке”. Они настолько выразительны, что я приведу их полностью.
"Прелесть Натана Альтмана — в простоте, с которой он живёт, пишет свои картины, ловит рыбу. Он ладный, желтолицый, толстогубый, седой.
Когда ещё юношей шёл он пешком по шоссе между южнорусскими какими-то городами, навстречу ему попался пьяный офицер, верхом на коне. Заглянув Натану в лицо, он крикнул вдруг:
"Япошка!"
И в самом деле в лице его есть что-то дальневосточное".
"Во время эвакуации, находясь в Молотове [Перми], сказал задумчиво:
"Я до сих пор не придавал значения званиям и орденам — но с тех пор, как это стало вопросом меню..."
Причем это последнее слово он произнёс, как природный француз".
"Там же ловил он тараканов в своей комнате и красил их в разные цвета. А одного выкрасил золотом [вариант - серебром] и сказал:
"Это таракан лауреат".
А потом подумал и прибавил:
"Пусть его тараканиха удивится".
"Когда принимали в Союз какую-то художницу, Альтман неосторожно выразил свое к ней сочувственное отношение. И Серов, громя его, привёл это неосторожное выражение:
"Альтман позволил себе сказать: на сером ленинградском фоне" —
и так далее.
Отвечая, Альтман заявил:
"Я не говорил на сером ленинградском фоне. Я сказал — на нашем сером фоне".
И, возражая, он был столь спокоен, наивен, до такой степени явно не понимал убийственности своей поправки, что его оставили в покое".
Василий Васильевич Серов (1911-1992) - советский художник.
"Да, он какой есть, такой и есть. Всякий раз, встречая его,— а он ездит в Комарово ловить рыбу,— угадывая ещё издали на шоссе его ладную фигурку, с беретом на седых — соль с перцем — густых волосах, испытываю я удовольствие. Вот подходит он, лёгкий, заботливо одетый (он даже трусы заказывает по особому рисунку), на плече рыболовные снасти, в большинстве самодельные и отлично выполненные; как у многих художников, у него — золотые руки".
"Так же, услышав о реке Аа [ныне - Лиелупе], вспоминаю, как поехал Натан летом [19]14 года на эту речку ловить рыбу. И едва началась война, как пристав его арестовал.
"Почему?"
А пристав отвечает:
"Мне приказано в связи с войной забирать всех подозрительных лиц. А мне сообщили, что вы футурист".
"Козинцев как-то сказал ему:
"Слушайте, Натан, как вам не стыдно. Вам шестьдесят четыре года, а вы ухаживаете за девушкой".
"Это её дело знать, сколько мне лет, а не моё",— ответил Натан спокойно..."
Григорий Михайлович Козинцев (1905-1973) — советский кино- и театральный режиссёр.
Первая подпись
Когда в 1910 году Натан Альтман приехал в Париж, там уже был один Альтман из России, Александр (1885-1950), поэтому свои первые работы Натан Альтман подписывал просто “Nathan”.
Альтман в последние годы его жизни
Российский искусствовед Эраст Давыдович Кузнецов (1953- ) познакомился с Альтманом в начале 60-х годов XX века во время подготовки художника к единственной прижизненной персональной выставке, состоявшейся в Ленинграде в 1967 году.
Кузнецов таким увидел Мастера:
"Внешне он источал спокойствие. Всегда ладный и подтянутый, всегда прямой, как линейка, слегка пахнущий превосходным (заграничным) одеколоном, подвижный без суетливости, со своеобразной фацией очень экономных и. рациональных движений.
Никакой сгорбленности, старческой распущенности: он даже на свою палку (памятную многим, с костяным набалдашником в виде черепа) опирался так, словно это был всего лишь изящный атрибут щеголеватого и моложавого мужчины.
Он сам был наилучшим воплощением той элегантности, которая всегда отличала его искусство (что, согласимся, можно расценивать по-разному). Он даже в мастерской работал не в каких-то обносках, как большинство его собратьев, а в специально сшитом (по его же эскизу — он и это умел в числе многого) костюме, на котором никогда не было ни пятнышка.
Как возмущался он виденным на открытии выставки Сергея Конёнкова:
"Все неряшливо, недоделанность, отовсюду торчат стружки...
И сам этот Конёнков — неопрятный старик, в бороде какие-то крошки..."
Сергей Тимофеевич Конёнков (1884-1971) — русский и советский скульптор.
Анекдоты о художниках, их картинах и друзьях. Вып. 10. Испанские художники_2
(Продолжение следует)
