Император Николай Павлович и его окружение, вып. 1


Ворчалка № 318 от 01.05.2005 г.


25 июня (6 июля) 1796 года императрица Екатерина II писала своему постоянному корреспонденту Гримму:
"Сегодня в три часа утра мамаша родила большущего мальчика, которого назвали Николаем. Голос у него бас, а кричит он удивительно; длиною он аршин без двух вершков, а руки немного меньше моих. В жизнь мою первый раз вижу такого рыцаря. Если он будет продолжать, как начал, то братья окажутся карликами перед этим колоссом".



Император Павел был ласков со своими младшими сыновьями и называл их своими барашками.



Воспитателем младших сыновей Павла был граф Матвей Иванович Ламсдорф, очень жестокий человек. Николай в своих записках позднее писал:
"Меня часто и, я думаю, не без причины, обвиняли в лености и рассеянности, и нередко граф Ламздорф [так писали фамилию графа в то время] меня наказывал тростником весьма больно среди самых уроков".



Граф часто бил будущего императора линейкой и даже ружейным шомполом. Он мог схватить великого князя за воротник и ударить его об стену. Вдовствующая императрица Мария Фёдоровна была в курсе воспитательных методов графа и весьма ценила его.



Главной радостью мальчиков была игра в солдатики.



Когда Николаю было шесть лет, он услышал настоящую ружейную стрельбу и так перепугался, что его долго не могли найти. Мальчик боялся грозы, фейерверков, пушечной стрельбы... Но в 1806 году он преодолел свой страх и сам научился стрелять.



В играх со сверстниками Николай был груб и драчлив. Однажды он так ударил маленького Адлерберга, будущего министра двора, ружьем по голове, что у того остался шрам на всю жизнь.



С 1809 года Николая воспитывали уже без применения телесных наказаний. Он делал успехи в математике, артиллерии и инженерных науках и как сам писал позднее
"тогда я получил охоту служить по инженерной части".
К другим наукам великий князь был равнодушен.



Уже будучи императором, Николай любил говорить:
"Мы, инженеры".



Как и старший брат, Николай любил симметрию, а также и дисциплину. Образец для любой организации он видел в армии и хотел по подобию этой структуры устроить жизнь всего государства.



Николай разделял вкусы своего отца и деда к парадам и манёврам.



Юный Николай был груб, коварен и жесток. Он любил кривляться и гримасничать, чем находили сходство с его дедом, Петром III. В обществе молодой великий князь вёл себя, как недоросль:
"Он постоянно хочет блистать своими острыми словцами, и сам первый во всё горло хохочет от них, прерывая разговор других".



Григорий Иванович Вилламов, назначенный в 1801 году для исправления дел государыни Марии Фёдоровны, в своем дневнике за 1807 год писал, что вдовствующая императрица смотрит на Николая Павловича, как на будущего императора.



Андрей Карлович Шторх, преподававший Николаю и Михаилу политическую экономию, в своей записке о воспитании Николая, поданной Марии Фёдоровне в 1809 году, указывает на необходимость включения в программу учебных занятий политических наук, так как
"вероятнее всего великий князь в конце концов будет нашим государем".



С шестнадцати лет в Николае стали замечать некоторые перемены: он стал более суровым, сдержанным и озабоченным. Да и немудрено: шёл 1812 год. Он просился в действующую армию, но ему отказали. Выехать к армии он смог только в 1814 году в сопровождении брата Михаила и графа Ламсдорфа.



В Берлине он встретил дочь прусского короля Фридриха-Вильгелма III, Фредерику-Луизу-Шарлотту-Вильгельмину, которая был моложе Николая на два года и на которой он женился в 1817 году.



В военных действиях поучаствовать великому князю не удалось, так как брат велел ему отправляться в Базель. Только после взятия Парижа и изгнания Наполеона Николай получил предписание от императора прибыть в Париж. Париж Николаю понравился, но особенно сильное впечатление на него произвел смотр наших войск в Вертю.



В 1816 году Николай путешествует по России, но дневник его путешествия полон несущественных мелочей - никаких выводов и обобщений нет. Даже по военной части его интересуют только вопросы строевой подготовки, но ни о стрельбе, ни об управлении войсками, ни о моральном духе армии нет ни слова.



Затем великого князя отправили в Англию, для расширения кругозора, но демократические учреждения этой страны ему решительно не понравились:
"Если бы к нашему несчастью какой-нибудь злой гений перенёс к нам эти клубы и митинги, делающие больше шума, чем дела, то я просил бы Бога повторить чудо смешения языков или, ещё лучше, лишить дара слова всех тех, которые делают из него такое употребление".



Как видим, если Александр хоть мечтал о конституции, то для Николая сама мысль о демократических учреждениях противна.



Вот описание императора Николая в 1826 году:
"Император Николай Павлович был тогда 32 лет. Высокого роста, сухощав, грудь имел широкую, руки несколько длинные, лицо продолговатое, чистое, лоб открытый, нос римский, рот умеренный, взгляд быстрый, голос звонкий, подходящий к тенору, но говорил несколько скороговоркой. Вообще он был очень строен и ловок. В движениях не было заметно ни надменной важности, ни ветреной торопливости, но видна была какая-то неподдельная строгость. Свежесть лица и всё в нём показывало железное здоровье и служило доказательством, что юность не была изнежена и жизнь сопровождалась трезвостью и умеренностью".



Недаром одна англичанка во время пребывания Николая в Лондоне написала о нём:
"Он дьявольски красив! Это самый красивый мужчина в Европе".



Летом 1819 года после манёвров под Красным Селом император обедал у великого князя Николая с женой и предупредил их, что Николаю в скором времени предстоит занять престол, так как он, Александр плохо себя чувствует, а брат Константин "питает отвращение" к наследованию престола.



Однако Александр ничего не сделал, чтобы подготовить брата к престолу, даже не назначил его членом Государственного совета, и Николай продолжал служить, как обычный генерал.



Всю свою подготовку к управлению страной будущий император описал позднее сам:
"Всё моё знакомство со светом ограничивалось ежедневным ожиданием в передних или секретарской комнате, где, подобно бирже, собирались ежедневно в десять часов все генерал-адъютанты, флигель-адъютанты, гвардейские и приезжие генералы и другие знатные лица, имевшие доступ к государю...
От нечего делать вошло в привычку, что в сем собрании делались дела по гвардии, но большей частью время проходило в шутках и насмешках насчет ближнего. Бывали и интриги. В то же время вся молодёжь, адъютанты, а часто и офицеры ждали в коридорах, теряя время или употребляя оное для развлечения почти так же и не щадя начальников ни правительство...
Время сие было потерей времени, но и драгоценной практикой для познания людей и лиц, и я сим пользовался".



(Продолжение следует)