Анна Ахматова в дневниках Корнея Чуковского. 1923 год. Часть I


Ворчалка № 539 от 24.10.2009 г.




Для данной публикации выбраны фрагменты из дневниковых записей Корнея Ивановича Чуковского за период с 15 декабря 1922 года по 4 декабря 1923 года, имеющие прямое отношение к жизни Анны Андреевны Ахматовой.
Записи Чуковского ценны тем, что делались профессиональным литератором по горячим следам, вскоре после встреч с Анной Андреевной, и почти непрерывно охватывают целый год её жизни.
Чуковский ценил творчество Ахматовой, но в своих дневниках рассматриваемого периода не идеализировал ни саму Анну Андреевну, ни её стихи. Перед нами предстаёт живая Ахматова, чью прямую речь Чуковский старался передать возможно более точно...

15.12.1922
"Вчера забрёл к Анне Ахматовой. Описать разве этот визит? Лестница тёмная, пыльная, типический чёрный ход... Тут вошла Анна Андреевна с Пуниным, Николаем Николаевичем. Она ездила к некой Каминской, артистке Камерного Театра, та простужена, без денег, на 9-м месяце беременности...
нынче Ахматова в своей третьей ипостаси – дочка. Я видел её в виде голодной и отрёкшейся от всего земного монашенки (когда она жила на Литейном в 1919 г.), видел светской дамой (месяца три назад) – и вот теперь она просто дочка мелкой чиновницы, девушка из мещанской семьи.
Тесные комнаты, ход через кухню, маменька, кухарка "за всё" - кто бы сказал, что это та самая Анна Ахматова, которая теперь – одна в русской литературе – замещает собою и Горького, и Льва Толстого, и Леонида Андреева (по славе), о которой пишутся десятки статей и книг, которую знает наизусть вся провинция.
Сидит на кушетке петербургская дама из мелкочиновничьей семьи и "занимает гостей".

Далее их разговор вертелся около возможной поездки Ахматовой в Москву:
"Ахматовой очень хочется ехать в Москву – но она боится, что будет скандал, что московские собратья сделают ей враждебную манифестацию. Она уже советовалась с Эфросом, тот сказал, что скандала не будет, но она всё ещё боится".

Потом они поговорили о критиках.
Уходя, Чуковский суммирует свои впечатления об этой встрече с Ахматовой:
"Я ушёл, унося впечатление светлое. За всеми этими вздорами всё же чувствуешь подлинную Анну Ахматову, которой как бы неловко быть на людях подлинной, и она поневоле, из какой-то застенчивости, принимает самые тривиальные облики.
Я это заметил ещё на встрече у Щёголева:
"Вот я как все... я даже выпить могу. Слыхали вы последнюю сплетню об Анненкове?" -
вот её тон со знакомыми, и как удивились бы её почитатели, если б услыхали этот тон. А между тем это только щит, чтобы оставить в неприкосновенности своё, дорогое. Таков был тон у Тютчева, например".


23.12.1922
"Вчера видел во "Всемирной Лит[ературе]" Ахматову. Рассказывает, что пришёл к ней Эйхенбаум и сказал, что на днях выйдет его книга о ней, и просил, чтобы она указала, кому послать именные экземпляры.
"Я ему говорю: "Борис Михайлович, книга Ваша, Вы должны посылать экземпляры своим знакомым, кому хотите, при чём же здесь я?"
И смеется мелким смехом.
Она очень неприятным тоном говорит о своих критиках:
"Жирмунский в отчаянии – говорит мне Эйхенбаум. – Ему одно издательство заказало о Вас статью, а он не знает, что написать, всё уже написано".
Эфрос приготовляет теперь всё для встречи Анны Ахматовой в Москве. Её встретят колокольным звоном 3-го января (она с Щёголевым выезжает 2-го), Эфрос пригласил её жить у себя.
"Но не хочется мне жить у Эфроса. По наведённым справкам, у него две комнаты и одна жена. Конечно, было бы хуже, если бы было наоборот: одна комната и две жены, но и это плохо".
"Да он же для Вас приготовляет", -
сказал Тихонов, -
"Вы для него икона..."
"Хороша икона! Он тут каждый вечер тайком приезжал ко мне..."
Тихонов, смеясь, рассказал, как Эфрос условился с ним пойти к Анне Андреевне в гости и не зашёл за ним, и отправился один,
"а я ждал его весь вечер дома".
"Вот то-то и оно!" -
сказала Ахматова.
Она показала мне свою карточку, когда ей был год, и другую, где она на скамейке выгнулась колесом – голова к ногам, в виде акробатки.
"Это в 1915. Когда уже была написана "Белая стая", -
сказала она.
Бедная женщина, раздавленная славой".

19.03.1923
"Был у Ахматовой. Она со мной – очень мила. Жалуется на Эйхенбаума –
"после его книжки обо мне мы раззнакомились".
Рассматривали Некрасова, которого будем вдвоём редактировать. Она зачеркнула те же стихи, что в изд[ании] Гржебина зачеркнул и я. Совпадение полное.
Читая "Машу", она вспомнила, как она ссорилась с Гумилёвым, когда ей случалось долго залёживаться в постели – а он, работая у стола, говорил:
"Только муженик труж белолицый..."


24.03.1923
"У Ахматовой. Щёголев. Выбираем стихотворения Некрасова. Когда дошли до стихотворения:
"В полном разгаре страда деревенская,
Доля ты русская, долюшка женская,
Вряд ли труднее сыскать!"
Ахматова сказала:
"Это я всегда говорю о себе".
Потом наткнулись на стихи о Добролюбове:
"Когда б таких людей
Не посылало небо –
Заглохла б нива жизни".
Щ[ёголев] сказал:
"Это я всегда говорю о себе".
Потом Ахматова сказала:
"Одного ст[ихотворен]ия я не понимаю".
"Какого?"
"А вот этого:
"На красной подушке первой степени Анна лежит".
Много смеялись..."


07.05.1923
"Был вчера у Ахматовой Анны. Кутается в мех на кушетке. С нею Оленька Судейкина. Без денег, без мужей – их очень жалко. Ольга Афанасьевна стала рассказывать, что она всё продала, ангажемента нету, что у Ахматовой жар, температура по утрам повышенная..."


14.05.1923
"Был у Ахматовой. Она показывала мне карточки Блока и одно письмо от него, очень помятое, даже исцарапано булавкой. Письмо – о поэме "У самого моря". Хвалит и бранит, но какая правда перед самим собой...
Я показал ей мои поправки в её примечаниях к Некрасову. Примечания, по-моему, никуда не годятся. Оказывается, что Анна Ахматова, как и Гумилёв, не умеет писать прозой. Гумилёв не умел даже переводить прозой, и когда нужно было написать предисловие к книжке Всем[ирной] Лит[ературе], говорил:
"Я лучше напишу его в стихах".
То же и с Ахматовой. Почти каждое её примечание – сбивчиво и полуграмотно. Напр[имер]:
Добролюбов Николай Александрович (1836-1861) – современник Некрасова и имел с ним более или менее общие взгляды.
- Клейнмихель главное лицо по постройке...
- Байрон имел сильное влияние как на П[у]шк[ина], так и на Лерм[онтова].
Я уже не говорю о смысловых ошибках. Элегия – "форма лирич. стихотв." и т.д. В одном месте книги, где у меня сказано: "пьесы ставились", она переделала: "одно время игрались".
Я не скрыл от неё своего мнения и сказал, что, должно быть, это писала не она, а какой[-то] мужчина.
- Почему вы так думаете? Мужчина нужен только чтобы родить ребёнка..."

Приведённая дневниковая запись Чуковского показывает, что он совершенно не знал Гумилёва, как прозаика, или не ценил его, и потому позволяет себе такие высокомерные оценки творчества недавно расстрелянного поэта.
Ахматова в то время, действительно, профессионально прозаическим языком ещё не владела. Но после описанного столкновения с Чуковским она стала много работать над своим прозаическим языком и позднее добилась в этом очень большого успеха.

Указатель имён

Леонид Николаевич Андреев (1871-1919).
Юрий Павлович Анненков (1889-1974).
Анна Андреевна Ахматова (Горенко, 1889-1966).
Александр Александрович Блок (1881-1921).
Николай Степанович Гумилёв (1886-1921).
Николай Александрович Добролюбов (1836-1861).
Виктор Максимович Жирмунский (1891-1971).
Эльга Моисеевна Каминская (1894-1975).
Николай Алексеевич Некрасов (1821-1878).
Николай Николаевич Пунин (1888-1953).
Ольга Александровна Спесивцева (1895-1991).
Ольга Афанасьевна Глебова-Судейкина (1885-1945).
Николай Семёнович Тихонов (1896-1979).
Корней Иванович Чуковский (1882-1969).
Павел Елисеевич Щёголев (1877-1931).
Борис Михайлович Эйхенбаум (1886-1959).
Абрам Маркович Эфрос (1888-1954).

(Окончание следует)